Франсин Риверс - Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]

— Может быть. Если только мы научимся носить бремена друг друга, а не взваливать их друг на друга.

— Самое время начать, — тихо сказала Рицпа. Камелла пристально посмотрела в лицо своей подруги и кивнула. Они вернулись в укрытие. Лизия взяла Халева и играла с ним, а ее мать села рядом с Родой.

— Рода, — тихо сказала она, немного смущаясь. — Я хочу рассказать тебе о своем прошлом.

— Можешь ничего мне не рассказывать.

— Пожалуйста, Рода. Позволь мне только один раз все тебе рассказать, и больше я к этому возвращаться не буду. — Камелла подождала, когда Рода кивнет, после чего продолжила. — Когда Каллист меня бросил, мне было очень больно. Ты не можешь себе представить, как я его любила, я совершенно потеряла из–за него голову. Когда я уходила к нему из дома, я знала, что поступаю плохо, но мне было все равно. Я тогда только и думала о том, чтобы быть рядом с ним. Но потом настал момент, когда он показал себя таким, каким считали его мои родные и друзья. Мне некуда было идти, никому до меня не было дела. Я даже думала о том, чтобы утопить Лизию и покончить с собой.

Рода закрыла глаза и закачала головой в молчаливом плаче.

Камелла опустила голову.

— Ты не знала, как мне было тяжело, Рода. Прохор знал, но не предложил мне никакой помощи. В конце концов, я смирила свою гордость и сама попросила его об этом, а он сказал, что сначала поговорит с тобой, а потом решит. — Она с минуту помолчала. Потом она отвернулась, слезы текли по ее щекам, она конвульсивно сглотнула.

— Я понимала, что сама виновата в своих проблемах, но все мои мысли тогда были только о том, что мой собственный брат больше думает о твоих чувствах, чем о моей жизни. — Камелла судорожно вздохнула. — Я ревновала его к тебе. И в ваш дом я пришла уже с чувством возмущения. Я обижалась на все, что ты говорила, делала все, что могла, чтобы только оказаться между тобой и братом. За последние несколько лет я обидела стольких людей, и вот теперь ты просишь у меня прощения, когда это мне надо просить прощения у тебя.

Рода наклонилась вперед и протянула руки. Камелла взяла их. Отбросив гордость, она искренне воскликнула:

— Он любил тебя. Ты знаешь, что это так. Он обожал Лизию, как и я. Ты говоришь, что у тебя никогда не будет детей, Рода, но Лизия не только моя дочь, но и твоя. Она любит тебя. И я люблю тебя.

Их разговор затянулся далеко за полночь. Они говорили о Прохоре, о том, что будут делать, когда доберутся до Рима. Рицпа сидела с Халевом у груди и слушала. Чувствуя радость от долгожданного примирения, она посмотрела на палубу и увидела Атрета.

Он стоял у ограждения, его светлые волосы развевались на ветру. Он выглядел таким угрюмым, мрачным. Что ожидает ее и Халева, когда они доберутся до темных лесов Германии?

Александрийский грузовой корабль вошел в императорскую гавань Остию в начале марта. Этот порт, расположенный в устье реки Тибр и построенный за семьсот лет до этого, со временем превратился в торговый центр и крупное зернохранилище Рима, а также в место ремонта судов, направлявшихся в Порт. Довольно много галер римского флота стояло рядом с императорским судном, украшенным для какого–то важного праздника.

Когда корабль входил в гавань, Феофил созвал всех христиан.

— Я вас уже не увижу до тех пор, пока не доставлю императору дары и не выполню все свои обязанности. Когда сойдете на берег, идите из Остии по главной дороге. Она приведет вас прямо в Рим. Найдите храм Марса. Рядом с ним находится рыночная площадь. Когда найдете лавки с фруктами и овощами, спросите там человека по имени Троп. У него там своя лавка. Он один из нас, и ему можно доверять. Он приведет вас в безопасное убежище.

Рицпа подошла к Атрету, чтобы передать ему указания Феофила, но тот отмахнулся.

— Мы пойдем своим путем, — сказал он, собирая вещи.

— А разумно ли это? — сказала Рицпа, которая боялась покидать братьев и сестер по вере. Она увидела предостерегающий блеск гнева в голубых глазах германца. Взвалив багаж на спину, Атрет взял у нее Халева и последовал за остальными пассажирами, сходящими с корабля.

Борясь с недобрыми предчувствиями, Рицпа поспешила за ним.

— Давай, я понесу его, Атрет.

— Я отдам его тебе, когда мы сойдем с корабля.

Не в силах остановить Атрета, Рицпа посмотрела на остальных. Все были заняты сбором своих вещей, да он и не прислушался бы к ним ни при каких обстоятельствах. Петр подбежал к Атрету еще до того, как тот сошел на берег.

— Ты куда? Разве ты не останешься с нами?

— Нет, — сказал Атрет, бросив на мальчика нетерпеливый взгляд.

— Феофил сказал нам, куда идти.

— Иди к своей маме.

— Но…

— Иди!

Петр повернул назад, чуть не плача.

Рицпа проводила его взглядом и повернулась к Атрету.

— Почему ты так жесток с ним? Он же любит тебя.

— Замолчи! — Атрет ступил на трап и пошел вниз. Рицпе не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Когда они дошли до пристани, ей пришлось идти быстрее, чтобы не отставать от него. Атрету же не терпелось поскорее уйти из этого места. Его поведение было настолько заметным, что люди невольно уступали ему дорогу, когда он направился в сторону больших складских помещений. На него обратили внимание несколько воинов, которые стояли возле столба с каким–то объявлением. Один из воинов долго в него всматривался, потом о чем–то заговорил с другим.

— Эй, ты! — окликнул Атрета один из них, и у Рицпы замерло сердце.

Атрет раздраженно остановился и, повернувшись к воинам, посмотрел на них вопросительным взглядом, а те в это время подошли к нему. Окружающие остановились, с любопытством наблюдая за происходящим.

— Тебя как зовут? — спросил один из воинов, а другой тут же добавил: — Атрет! Я же тебе говорил, Анкус. Клянусь, это он. — Воин уставился на Атрета взглядом, в котором застыл трепетный ужас. — Я видел, как ты сражался с Келером. Такое не забывается. Это была самая потрясающая схватка, которую я когда–либо видел.

— Я рад, что тебе понравилось, — ровным голосом сказал ему Атрет.

— Так это ты Атрет, — произнес Анкус с оттенком недоверия, оглядывая германца, его повязку на голове, закрывающую светлые волосы.

— Да, — сказал Атрет, и Рицпа удивилась, что он этого и не отрицал. Она видела, как пульсирует вена на его шее. Ее охватила холодная тревога.

— Твой сын? — спросил Анкус и протянул руку, чтобы потрепать малыша по щеке. Атрет уклонился от его руки. Он сдвинулся всего лишь на дюйм, но сам по себе этот жест выглядел таким же враждебным и вызывающим, как если бы над рынком прозвучал звук трубы, зовущий на битву. Анкус прищурил глаза. Над ними нависло напряженное молчание. Рицпа слышала, как бьется ее сердце. Она стала отчаянно молиться, призывая Бога на помощь.